Апреля 18 (1 мая) 

Священники и миряне города Городца.

Николай Державин родился 18 апреля/1 мая 1897 года в городе Козмодемьянске на Волге в семье священника о. Василия Державина.

«Много бо может молитва праведного». Отец Василий задумал открыть в селе школу. Дом под школу был куплен, но требовал ремонта, а крестьяне отказывались помочь, ссылаясь на недостаток времени и средств.

Не раз проезжал этими местами по Волге святой праведный Иоанн Кронштадтский, и о. Василий послал ему письмо, прося средств на ремонт храма. Иоанн Кронштадтский прислал нужную сумму и при ней записку: «На ремонт школы».

Второй раз прибегнул о. Василий к молитвенной помощи о. Иоанна Крон­штадтского, когда пришла пора родиться сыну Николаю. Роды были трудны­ми, и он послал телеграмму о. Иоанну, после чего жена благополучно раз­решилась от бремени.

Впоследствии Николаю пришлось прожить несколько лет в ссылке на родине о. Иоанна в Архангельской области, хранящей память о великом праведнике.

Вскоре после рождения сына о. Василий был назначен настоятелем Никольского храма в городе Бор и инспектором Нижегородской семинарии. Сын его Николай поступил в Нижегородскую семинарию, которую окончил в 1918 году.

Недавнего семинариста и сына священника власти мобилизовали в рабо­чий батальон. Здесь на положении полузаключенного Николай пробыл два года, до конца гражданской войны, впервые соприкоснувшись с подневольной тяжелой работой.

По возвращении он поступил псаломщиком в храм села Мухино, непода­леку от Бора. Кроме клиросного послушания, он с усердием обучал прихожан пению. Среди учениц этого ревнителя церковного пения была и его будущая жена — Дарья Васильевна, которой суждено было разделить исповеднический подвиг мужа.

В то время во многих городах устраивались диспуты с безбожниками. Должен был быть такой диспут и в Городце (благочестивом небольшом приволжском городке, где было тогда семь больших храмов). Архиерей послал туда Николая, и он произвел на слушателей такое впечатление, что про безбожника было сразу забыто. Перед ними предстал прирожденный пас­тырь. Его пламенная чистая вера пленила горожан, и они отправили делега­цию к архиерею с просьбой рукоположить молодого чтеца в священника.

Архиерей благословил. Николай женился и уехал в Городец.

В 1927 году епископ Городецкий Неофит (Коробов) рукоположил его во священника. После рукоположения епископ, обращаясь к народу, сказал: «Вот перед вами стоит новый добровольный мученик, который за вас, паству свою, за Святую Церковь должен оставить все, что любил. Даже жену свою он будет любить уже меньше, чем прежде; он должен оставить ее, когда долг призовет его идти на служение Святой Церкви».

Слова эти скоро сбылись. В декабре 1928 года о. Николай был арестован и заключен в Нижегородскую тюрьму.

Жена его, Дарья Васильевна, стала хлопотать о свидании. Среди над­зирателей встречались не совсем очерствевшие люди. Один из таких сказал Дарье Васильевне: «Приходи, я тебе его выведу». Во время свидания о. Нико­лай сказал жене: «Надо все терпеть. И какие бы испытания не выпали, от Бога не отказывайся». И передал для епископа Неофита список священников и мирян, находившихся в заключении.

Это был удивительный период жизни в неволе. Надзиратели и админи­страция тюрьмы не препятствовали совершению церковных служб, но часто сами стояли у дверей и слушали вместе с уголовниками дивное пение, когда со вдохновением и умилением пело одновременно двадцать-тридцать го­лосов. Бывали дни, когда все камеры, где находились епископы, священники и миряне, начинали петь сразу, и тогда тюрьма обращалась в подобие храма, где сотни узников Христовых воспевали хвалу Творцу.

Обвинений против о. Николая не было, но он был православным свя­щенником, и этого было достаточно, чтобы приговорить его к пяти годам заключения на Соловках.

2 мая накануне Пасхи приговоренные прибыли в Кемь.

«Молиться в эту ночь пришлось про себя, тихонько. И только из окна на­блюдали крестный ход в начале пасхальной заутрени вокруг маленькой церкви, которая находилась недалеко от вокзала на Поповом острове»,— писал о. Николай.

По прибытии заключенных во 2-й Соловецкий лагерь, расположенный неподалеку от Кеми, врачи нашли у о. Николая сердечное заболевание, и его поставили работать сторожем.

Дарья Васильевна стала добиваться разрешения на свидание с мужем, но ответа не было, и летом 1930 года она поехала в Москву. По приезде она пошла в Иверскую часовню и долго молилась, прося Божию Матерь о по­мощи, а затем направилась в НКВД.

Первое, что она увидела, был просторный двор, весь заполненный на­родом. Здесь она узнала, что стоять придется неделю. Что было делать? Она встала в очередь. Вскоре вышел чекист, она обратилась к нему.

—Я подавала заявление, а мне никакого ответа...

—Не знаю. Нет у нас ничего.

—                      Ну так как же мне быть?

—Ну как, пойди сфотографируйся, сдай фотокарточку, а там видно будет.

На следующий день Дарья Васильевна пришла с фотографией. Вчераш­ний чекист сказал:

—                      Стой здесь и никуда не уходи.

Взял фотографию и ушел. Простояла она целый день. Только к вечеру он вышел и сказал, что ей дано разрешение на трехчасовое свидание.

Помощью Божией она добралась до Кеми. Здесь выяснилось, что лагерь, где находится о. Николай, в ста километрах от Кеми, в Подужемье. Началь­ник лагеря разрешил свидание на неделю. На второй день свидания пришло распоряжение заменить о. Николаю и другим нижегородским священникам заключение в лагере ссылкой.

Собрали этап. Морем довезли до Архангельска и заключили в храме, превращенном в пересыльный пункт. Еще недавно здесь служили и приносили бескровную Жертву, а теперь здесь томились служители, которых намерева­лись принести в жертву самих, уморив голодом.

Прошло трое суток, а их не собирались кормить.

Они обратились в НКВД с жалобой: «Что-нибудь с нами делайте. Или кормите... или стреляйте. Разве у вас есть разрешение морить нас голодом? У нас — вольная ссылка...» .

Это подействовало; было объявлено, что они будут отправлены этапом в глубь Архангельской области, в Карпогоры.

В начале 1930 года Никольский собор в городе Бор был закрыт, о. Василий Державин арестован и приговорен к ссылке в Архангельск, где через непродолжительное время скончался.

Николай Державин перед отправкой в Карпогоры нашел в Архангельске сосланного регента храма, где служил отец, и тот ему пересказал весь крестный путь о. Василия — от ареста до смерти.

Вместе с регентом и местным священником о. Александром они отслужили на могиле о. Василия панихиду, а затем долго еще молился о. Николай, прося отцовского благословения из мира горнего.

На следующий день был этап: он был многолюдным, включал стариков и больных, из которых многие, не выдержав трудностей пути, умерли.

После прибытия в Карпогоры ссыльные были распределены по селам. Отца Николая с некоторыми другими нижегородскими священниками отправили в село Шардонель, откуда они уже сами перебрались дальше — в село Кушкопол.

Жизнь и работа в ссылке с каждым годом становились все тяжелее. Зарплату выдавать перестали, уменьшили паек, да и тот давали не всегда; за выходные не давали совсем, а из рабочих пяти дней паек выдавали только за четыре.

В ссылке у о. Николая образовалось некое подобие прихода. Вот как пи­сали о нем ссыльные сестры: «У нас образовался свой приход, или, вернее, обитель под названием «Всех скорбящих радости», правда, у батюшки не славные мира, а самые убогия, немощныя, глухия да кривыя, нищия, хотя он (о. Николай.— И. Д.) молод летами, но разумом превосходит всех наших ссыльных и отзывчив на всякое чужое горе и скорбь, служба его пропитана вся благоговением, и поистине на нем почиет Святой Дух ...и хотя он и имеет семейство, но он вполне пропитан монашеским строем... у него нет ни рисов­ки, ни лицеприятия, все для него равны, или вернее, чем человек немощнее и худородней, тем больше он уделяет внимания».

Весной 1934 года срок ссылки закончился, но ГПУ не спешило отпус­кать о. Николая. Он был арестован и посажен в подвал следственной тюрь­мы. «Мы тебя отпустим, если ты согласишься сотрудничать с нами»,— пред­лагали чекисты. Отец Николай отказался. Тогда они посадили к нему в каме­ру цыганку. Она употребляла все усилия, чтобы склонить исповедника к паде­нию, но цели своей не достигла.

Дарья Васильевна, видя, что муж не только не возвращается, но что над ним нависла угроза нового следствия, написала в прокуратуру Москвы, Архангельска и жене Горького Пешковой, прося ее проследить, чтобы офи­циальные заявления не пропали. 8 мая 1934 года Пешкова ответила: «Хода­тайство переслано в ОГПУ Северного края в Архангельск для ускорения освобождения из ссылки Вашего мужа Державина Николая Васильевича за окончанием срока».

На полгода позже он вернулся к родным в Городец.

После ареста о. Николая староста собора Иван Михайлович пригласил Дарью Васильевну вместе с детьми поселиться в церковной сторожке. «Вам трудно будет жить одним, а здесь вы будете в церкви помогать, будете отопле­ны и все у вас будет». Отец Василий благословил принять приглашение. И все годы заключения мужа она прожила в сторожке собора.

Когда о. Николай вернулся, две церкви заспорили о нем: кладбищенская хотела, чтобы он служил в ней, а собор Спаса просил к себе.

Нижегородский архиерей вызвал о. Николая с матушкой и спросил ее:

Где ты жила, пока у тебя муж сидел?

Я жила у собора Спаса.

А сейчас где живешь?

У Спаса в сторожке.

Архиерей благословил о. Николая служить в соборе Спасителя. Здесь о. Николай прослужил до ареста в 1937 году.

Наступили годы, которые должны были по замыслу безбожников стать для Православной Церкви России последними.

Шла служба. Отец Николай вышел с чашей: «Со страхом Божиим и верою приступите», унес ее в алтарь и вышел, чтобы прочесть отпуст. В это время в храм, не снимая шапок, вошли четверо чекистов и направились к алтарю. Отец Николай преградил им путь и сказал:

—                      Только через мой труп перешагнете. Здесь вам стоять нельзя.

—Нам надо с вами поговорить,— сказали они.

—   Когда все кончу! — решительно ответил о. Николай.— Тогда будете со мной разговаривать. Сейчас я не могу с вами разговаривать. Отойдите отсюда.

Они стали ждать. Храм между тем потихоньку пустел. Прихожане поки­дали его, и до конца осталось человек пять молящихся. Отец Николай потре­бил Святые Дары, разоблачился и вышел.

—                      Храм ваш закрыт,— объявили чекисты.

В те дни его не арестовали.

Храм закрыли. Чтобы уехать, надо было получить паспорт; Дарья Ва­сильевна сдала документы, получать нужно было о. Николаю в милиции. Повсюду шли аресты, и Дарья Васильевна отправилась в милицию вместе с мужем.

Отца Николая вызвали последним. Прошло полчаса, час. Наконец, вы­шел милиционер, вынес наперсный крест и повесил на стену. Надгробием показался Дарье Васильевне крест мужа на казенной стене, и она встревожено спросила милиционера:

—Скажите, сейчас Державин прошел, что его так долго нет?

Он взглянул на нее и сказал:

—Иди домой. Все.

Дома шел обыск. Чекисты, думая посмеяться над нею, спросили ее:

—                      А где же ваш муж?

—                      Вы знаете, где он.

—                      Ну садись, дожидайся.

Дошли до дарохранительницы, хотели взять. Дарья Васильевна с реши­мостью о. Николая вступилась:

—Нельзя вам этого трогать. Нельзя. Не трогайте руками.

—Ну ладно. Но ты смотри, никуда не девай. Все, что мы перепишем, все это мы придем и возьмем.

Когда они ушли, она дарохранительницу и кое-что из книг спрятала.

Отец Николай, вероятно, почти сразу после ареста был казнен, во всяком случае, от него не было никаких известий.

После смерти Сталина Дарья Васильевна поехала в Печеры Псковские к старцам о. Симеону и о. Луке и рассказала всю историю.

—Это мученик,— выслушав ее, сказал о. Симеон.

Вместе с о. Николаем Державиным были арестованы и скончались в за­ключении священники Городца: о. Феодор Добронравов и о. Александр, слу­жившие в храме Архангела Михаила; сын старосты Павел Ноздринский, Кириак Корёгин и его сын Иоанн. Кириак Корёгин был из старообрядцев, но принял православие и стал его ревностным исповедником.

В трех километрах от Городца, в Слободе, был арестован священник Василий, служивший в храме пророка Илии. Он был во время ареста в пре­клонных годах. Церковное предание сохранило его образ как духовно ода­ренного пастыря.